Летающие острова - Страница 171

171

Он едва не напал с топором на виману. Она возвышалась перед ним – огромная, трехэтажная, зеркально-черная, напоминавшая безликие коробки Магистериума. Нечто вроде сине-багрового плюща оплетало стены, свешивалось прядями с плоской крыши, полузакрыв квадратные окна, высокую дверь над тремя полукруглыми ступенями – и дверь была чуть приоткрыта. Шагая к ней деревянной походкой робота, Сварог пытался пробудить в себе хотя бы тень торжества, но понимал, что не сможет. Дорога к заветной цели отнимает все чувства и переживания – на то она и дорога.

Дверь распахнулась легко. Внутрь чужая растительность отчего-то не проникла, все здесь было чистым, блестящим и раздражающе ярким, как сто двадцать лет назад: синий ковер под ногами, мозаичные стены теплых, желто-оранжевых тонов, золотистые мягкие кресла.

В одном сидел скелет, откинувшись на косую спинку, вытянув руки вдоль широких пушистых подлокотников. Сварог подошел поближе, немилосердно пачкая ковер вонючими следами. Скелет без малейших повреждений, раскинувшийся в спокойной позе решившего вздремнуть человека. Ни одна косточка не сдвинута.

Брат Тивадар аккуратно притворил за собой дверь, и этот будничный жест, легкий стук, казалось, разбудили неведомые силы. Скелет дернулся, пытаясь встать. Не рассуждая, не сообразив отшатнуться, Сварог толкнул его обухом топора – кости, будто только и ждавшие этого сигнала, осыпались кучей на кресло и на пол. Никто даже не успел удивиться, предпринять что-то, вскрикнуть. Необычное на этом и закончилось – кости больше не шевелились.

Все уже подняли забрала. Вид у них был самый плачевный – кольчуги зияют прорехами, свисают гроздья вырванных колечек, доспехи заляпаны жуткой мешаниной древесного сока и крови неизвестных созданий. Вот только лица, кое у кого исполосованные кровавыми царапинами, несмотря на всю усталость, выглядят именно так, как надлежит лицам победителей. И это заставило Сварога вспомнить, что последнего удара они пока что не нанесли.

Снаружи, за окнами, он увидел совсем не те джунгли, сквозь которые они только что прорубались добрую тысячу лет. Там багровело чужое небо с пронзительно-колючим, белоснежно-ледяным солнцем, по буро-желтой равнине протянулись длинные черные тени от непонятных громад – то ли утесов, то ли грубо обтесанных статуй, и в небе проплывали бахромчатые черные лоскутья, чересчур осмысленно двигавшиеся для гонимых ветром листьев или туч. Но эти странности его уже не занимали – пора было кончать работу.

Все объяснения он помнил назубок. Не произнеся ни слова, стал подниматься по широкой лестнице из розового камня. Следом молча шли остальные. Черный скелет, лежавший навзничь на втором этаже, дернулся, зашарил руками, ища опоры. Носком сапога Сварог угодил по черепу, и кости, как в прошлый раз, тут же рассыпались, будто лишившись враз невидимых скреп.

На втором этаже задерживаться нет нужды. Третий. Здесь уже нет роскошных покоев, ковров и малахитовых ваз – огромный зал, наполовину занятый непривычного вида пультами, черными, синими и белоснежными, и там нет ни кнопок, ни клавиш. Только странные рычаги, смахивающие то на птичьи лапы, то на цветы, то на плавники. И половодье огней всех цветов радуги – вспыхивающие прямо в воздухе акварельно-прозрачные цифры, символы, знаки, полосы, зигзаги, круги с разноцветными секторами, параболы, гиперболы, спирали, огни, огни, огни… На сей раз даже Сварог не мог разобраться во всей этой причудливой мешанине и определить, что работает исправно, а что разрегулировалось за сто двадцать лет.

Три черных скелета в синих креслах шевельнулись при их появлении, подняли руки, касаясь рычагов, – и пляска огней кое-где изменилась резко, а кое-где осталась прежним монотонным чередованием непонятных фигур и знаков. Сварог с застывшим лицом прошагал мимо, ребром ладони сшибая угольно-черные черепа, к светло-синей стене с черной широкой дверью, снабженной золотисто-овальной нашлепкой кодового замка. Казалось, снаружи нарастает тоскливый нелюдской вой, пронизывающий каждый атом воздуха и стен.

Кода Сварог не знал. Никто у Гаудина его не знал – нельзя было запрашивать Магистериум, чтобы там не заподозрили неладного, не поняли, что готовится покушение на одну из их любимых игрушек.

Он оглянулся. Мара, не двигаясь с места, растерянно развела руками.

– Потеряла? – рявкнул он сгоряча, спохватился. – Прости…

Отмычки у нее больше не было. Сделанная в виде небольшого браслета электронная отмычка после пребывания в Хелльстаде превратилась в бесполезный кусок бронзы – как и парочка других приборов, бывших при Маре. Заклятья покойного Фаларена, защищавшие его от вторжения любой техники ларов, действовали исправно и после смерти незадачливого короля – а у Сварога не было тогда времени проникать в эти тонкости…

Он нацелился было топором на то место, где предполагались запоры, но передумал вдруг и поманил Паколета.

Беспутный внук благочестивой бабушки, звеня изорванной кольчугой, сосредоточенно и важно положил ладони на замок. Сварог затаил дыхание. Мелодично звякнуло, прозвучала бесстрастно-бесполая, простенькая электронная мелодия из трех нот – и двери машинного зала дрогнули, створки разошлись в стороны, скрылись в стенах.

Ничего особенно уж экзотического внутри не оказалось – лес соединяющих стены и потолок толстых белых колонн, усеянных змейками мигающих огоньков и мерцающих знаков. Иные покрыты бледно-золотистой оплеткой, косой решеткой, иные – пушистой пленочкой инея, а две – прозрачны и внутри колышутся, переливаются тяжелые густо-золотые струи. Пульт, к которому они так долго добирались и так яростно стремились, выглядел и вовсе уж скучно: синий грибок на тонкой синей ножке, украшенный золотым контуром человеческой ладони.

171