Теперь начиналась ювелирная работа. Сварог снес одну нижнюю петлю, в два прыжка достиг второй – ворота уже тяжко, неспешно заваливались внутрь, – срубил и ее, отскочил. Словно в замедленной съемке, ворота величаво обрушивались внутрь вольера. Теперь следовало улучить момент, когда они окажутся над самой землей, заклинанием лишить их веса, а едва они лягут в воздухе горизонтально, не успев подняться высоко, вес тут же вернуть – чтобы и не воспарили над зверинцем, вызвав ненужный ажиотаж, и упали наземь без особого шума.
Получилось. Ворота упали с высоты локтя – почти бесшумно, но земля от удара тяжко содрогнулась. И пещерный медведь с тяжеловесной грацией вылетел наружу разобраться в происходящем – возможно, в наследственной памяти у него хранились нехорошие воспоминания о землетрясениях в горах. Или о сотрясавших землю лавинах и обвалах. Серая косматая гора высотой в холке не меньше пяти уардов.
Похоже, он удивился, обнаружив вдруг, что в ограде зияет дыра, – стоял, ворочая лобастой башкой, прижав уши, и без того почти незаметные. Возможно, его сунули сюда совсем крохотным и он не представлял, как распорядиться с маху столь неожиданно свалившейся свободой. Коротко, недоуменно рыкнул, глядя на людей без всякого страха.
– Обижай его быстренько, – сказал Сварог.
Мара прицелилась и угодила медведю в нос метко брошенной мушкетной пулей, тяжелым свинцовым шариком. Что было и больно, и обидно. И они припустили прочь, как в жизни не бегали. Отвести глаза можно только человеку, с животными это не проходит. А убивать зверя никак нельзя – он им нужен был в качестве живого источника паники.
Сварог оглянулся на бегу – медведь косолапил за ними не столь уж резво – в конце концов, обида была не смертельная, и для вечно сытого, разленившегося зверя отыскались на свободе занятия поинтереснее, чем гнаться за двумя нахальными человечками. Вокруг была масса незнакомого зверья, воспринявшего освобождение медведя довольно бурно – мамонт трубил, львы ревели, остальные орали всяк на свой лад, обезьяны верещали, как демократы на митинге, грозно фыркали кабаны, имевшие с медведями свои счеты, даже удав быстренько убрался повыше к верхушке дерева. Медведь решительно развернулся к вольеру мамонта, решив, видимо, что неразумно оставлять в тылу такую громадину, не напугав ее, как следует. Хотя они были с разных планет, склоку затеяли моментально, без всякого удивления друг другом – медведь ревел, мамонт трубил, оба старались перекричать соперника, а все остальные дикими воплями развязали форменное светопреставление. Медведь и мамонт грузно метались по разные стороны шипов, прекрасно соображая, что эту преграду им не одолеть, но разойтись миром упорно не желали. «Если это не переполох, уж и не знаю, чем вам угодить…» – подумал Сварог, кивая Маре. Она выхватила из-за голенища заряженный мелкой дробью пистолет, опустила курок на колесико и послала заряд медведю в ляжку.
Вот тут он вспомнил про обидчиков. Но они уже промчались мимо обратившегося в соляной столб егеря, выскочили в ворота и кинулись вверх по лестнице. Егерь обогнал их, вопя во всю глотку. Он оказался крутым профессионалом – выскакивая из зверинца, успел захлопнуть за собой ворота, каковые сейчас медведь и пытался вынести. Судя по грохоту, через минуту-другую ворота должны были рухнуть, потому что были деревянными и довольно легкими, без оковок.
В окрестностях понемногу разгоралась паника. Поблизости резко затрубил военный рожок, отовсюду слышался топот и громкие команды – как водится в таких случаях, полностью противоречившие ситуации, так как никто еще не понял, что стряслось.
Сварог с Марой честно пытались внести ясность, вопя на бегу:
– Звери вырвались! Зверинец разбегается!
Где-то в стороне улепетывали егеря, крича примерно то же самое. Чем только распространяли панику все дальше и шире. Правда, паника не была такой уж всеобщей – кучки ливрейных топтунов и гвардейцев сбегались к зверинцу, послышались выстрелы, но гораздо больше пока что было тех, кто сломя голову несся, сам не зная куда.
Сварог с Марой вбежали во двор, кинулись к желтому каменному сараю, где помещался автомобиль. Стерегли его, как рассказала Делия, довольно бдительно. Когда навстречу из двустворчатых распахнутых дверей кинулись пятеро синих мушкетеров с мечами наголо, Сварог просто не успел бы отвести им глаза – для этого нужно сосредоточиться. Он ушел в сторону, ткнул пробежавшего мимо по инерции гвардейца рукоятью топора в поддых. Роли были расписаны заранее, но он все же задержался, готовый прийти на помощь Маре, – она осталась одна против четырех.
Но тут он впервые увидел, на что способны эту жуткие детишки Гаудина. И невольно залюбовался, глядя, что творит Мара. Это был страшный балет, неуловимый глазом танец из изящных, отточенных пируэтов, переворотов, уходов, уклонов и выпадов. Порой Мара пропадала из поля зрения, обнаруживаясь совсем в другом месте, и мечи гвардейцев раз за разом пронзали и рассекали пустоту, словно они, опасаясь задеть девчонку, валяли дурака. Зато ее удары были скупыми и меткими.
Высший класс боя – ее меч ни разу не скрестился с клинками нападавших. Против нее осталось трое, потом двое, потом один, потом ни одного – и все произошло так быстро, что Сварог лишь теперь осознал, какая Багира досталась ему в спутницы, напарницы, любовницы…
Вбежал в сарай. Роскошный королевский автомобиль, вымытый и начищенный, сверкал в гордом одиночестве посреди огромного помещения. Солнечные лучи, проникавшие сквозь высокие окна, играли на позолоте, серебре и самоцветах, на тонких, как яичная скорлупа, стеклах.